Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого
рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один
человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Да был тут
человек,
Павлуша Веретенников
(Какого
роду, звания,
Не знали мужики,
Однако звали «барином».
Издатель позволяет себе думать, что изложенные в этом документе мысли не только свидетельствуют, что в то отдаленное время уже встречались
люди, обладавшие правильным взглядом на вещи, но могут даже и теперь служить руководством при осуществлении подобного
рода предприятий.
Но, несмотря на это, как часто бывает между
людьми, избравшими различные
роды деятельности, каждый из них, хотя, рассуждая, и оправдывал деятельность другого, в душе презирал ее.
И я с помощью добрых
людей выведу их; но если опять
роды»…
— Положим, какой-то неразумный ridicule [смешное] падает на этих
людей, но я никогда не видел в этом ничего, кроме несчастия, и всегда сочувствовал ему», сказал себе Алексей Александрович, хотя это и было неправда, и он никогда не сочувствовал несчастиям этого
рода, а тем выше ценил себя, чем чаще были примеры жен, изменяющих своим мужьям.
В полку не только любили Вронского, но его уважали и гордились им, гордились тем, что этот
человек, огромно-богатый, с прекрасным образованием и способностями, с открытою дорогой ко всякого
рода успеху и честолюбия и тщеславия, пренебрегал этим всем и из всех жизненных интересов ближе всего принимал к сердцу интересы полка и товарищества.
— Входить во все подробности твоих чувств я не имею права и вообще считаю это бесполезным и даже вредным, — начал Алексей Александрович. — Копаясь в своей душе, мы часто выкапываем такое, что там лежало бы незаметно. Твои чувства — это дело твоей совести; но я обязан пред тобою, пред собой и пред Богом указать тебе твои обязанности. Жизнь наша связана, и связана не
людьми, а Богом. Разорвать эту связь может только преступление, и преступление этого
рода влечет за собой тяжелую кару.
Губернский предводитель, в руках которого по закону находилось столько важных общественных дел, — и опеки (те самые, от которых страдал теперь Левин), и дворянские огромные суммы, и гимназии женская, мужская и военная, и народное образование по новому положению, и наконец земство, — губернский предводитель Снетков был
человек старого дворянского склада, проживший огромное состояние, добрый
человек, честный в своем
роде, но совершенно не понимавший потребностей нового времени.
— По привычке, одно. Потом связи нужно поддержать. Нравственная обязанность в некотором
роде. А потом, если правду сказать, есть свой интерес. Зять желает баллотироваться в непременные члены; они
люди небогатые, и нужно провести его. Вот эти господа зачем ездят? — сказал он, указывая на того ядовитого господина, который говорил за губернским столом.
— Да с год. Ну да уж зато памятен мне этот год; наделал он мне хлопот, не тем будь помянут! Ведь есть, право, этакие
люди, у которых на
роду написано, что с ними должны случаться разные необыкновенные вещи!
Я до сих пор стараюсь объяснить себе, какого
рода чувство кипело тогда в груди моей: то было и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот
человек, теперь с такою уверенностью, с такой спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности, хотел меня убить как собаку, ибо раненный в ногу немного сильнее, я бы непременно свалился с утеса.
Нельзя утаить, что почти такого
рода размышления занимали Чичикова в то время, когда он рассматривал общество, и следствием этого было то, что он наконец присоединился к толстым, где встретил почти всё знакомые лица: прокурора с весьма черными густыми бровями и несколько подмигивавшим левым глазом так, как будто бы говорил: «Пойдем, брат, в другую комнату, там я тебе что-то скажу», —
человека, впрочем, серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького
человека, но остряка и философа; председателя палаты, весьма рассудительного и любезного
человека, — которые все приветствовали его, как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивался несколько набок, впрочем, не без приятности.
Покой был известного
рода, ибо гостиница была тоже известного
рода, то есть именно такая, как бывают гостиницы в губернских городах, где за два рубля в сутки проезжающие получают покойную комнату с тараканами, выглядывающими, как чернослив, из всех углов, и дверью в соседнее помещение, всегда заставленною комодом, где устраивается сосед, молчаливый и спокойный
человек, но чрезвычайно любопытный, интересующийся знать о всех подробностях проезжающего.
— Конечно, — продолжал Манилов, — другое дело, если бы соседство было хорошее, если бы, например, такой
человек, с которым бы в некотором
роде можно было поговорить о любезности, о хорошем обращении, следить какую-нибудь этакую науку, чтобы этак расшевелило душу, дало бы, так сказать, паренье этакое…
Счастлив путник, который после длинной, скучной дороги с ее холодами, слякотью, грязью, невыспавшимися станционными смотрителями, бряканьями колокольчиков, починками, перебранками, ямщиками, кузнецами и всякого
рода дорожными подлецами видит наконец знакомую крышу с несущимися навстречу огоньками, и предстанут пред ним знакомые комнаты, радостный крик выбежавших навстречу
людей, шум и беготня детей и успокоительные тихие речи, прерываемые пылающими лобзаниями, властными истребить все печальное из памяти.
— Послушайте, Афанасий Васильевич, скажите мне, я вас одного знаю за честного
человека, что у вас за страсть защищать всякого
рода мерзавцев?
И оказалось ясно, какого
рода созданье
человек: мудр, умен и толков он бывает во всем, что касается других, а не себя; какими осмотрительными, твердыми советами снабдит он в трудных случаях жизни!
— Как же так вдруг решился?.. — начал было говорить Василий, озадаченный не на шутку таким решеньем, и чуть было не прибавил: «И еще замыслил ехать с
человеком, которого видишь в первый раз, который, может быть, и дрянь, и черт знает что!» И, полный недоверия, стал он рассматривать искоса Чичикова и увидел, что он держался необыкновенно прилично, сохраняя все то же приятное наклоненье головы несколько набок и почтительно-приветное выражение в лице, так что никак нельзя было узнать, какого
роду был Чичиков.
— Но знаете ли, что такого
рода покупки, я это говорю между нами, по дружбе, не всегда позволительны, и расскажи я или кто иной — такому
человеку не будет никакой доверенности относительно контрактов или вступления в какие-нибудь выгодные обязательства.
Счастливым или несчастливым случаем попал он в такое училище, где был директором
человек, в своем
роде необыкновенный, несмотря на некоторые причуды.
— Я никак в том не сомневаюсь, что вы на это дело совершенно будете согласны, — сказал Чичиков, — потому что это дело совершенно в том
роде, как мы сейчас говорили. Совершено оно будет между солидными
людьми втайне, и соблазна никому.
Казалось, он был настроен к сердечным излияниям; не без чувства и выражения произнес он наконец следующие слова: — Если б вы знали, какую услугу оказали сей, по-видимому, дрянью
человеку без племени и
роду!
— Вы мне подайте только понятие, какого
рода он
человек, — сказал Чичиков, — и в чем дело.
Месяца три назад хозяйственные дела молодой матери были совсем плохи. Из денег, оставленных Лонгреном, добрая половина ушла на лечение после трудных
родов, на заботы о здоровье новорожденной; наконец потеря небольшой, но необходимой для жизни суммы заставила Мери попросить в долг денег у Меннерса. Меннерс держал трактир, лавку и считался состоятельным
человеком.
— Ну, а коли я соврал, — воскликнул он вдруг невольно, — коли действительно не подлец
человек, весь вообще, весь
род, то есть человеческий, то значит, что остальное все — предрассудки, одни только страхи напущенные, и нет никаких преград, и так тому и следует быть!..
Недоставало какой-нибудь повязки на руке или чехла из тафты на пальце для полного сходства с
человеком, у которого, например, очень больно нарывает палец, или ушиблена рука, или что-нибудь в этом
роде.
Но ведь это больше ученые и, знаете, в своем
роде всё колпаки, так что даже и неприлично светскому
человеку.
— Бедность не порок, дружище, ну да уж что! Известно, порох, не мог обиды перенести. Вы чем-нибудь, верно, против него обиделись и сами не удержались, — продолжал Никодим Фомич, любезно обращаясь к Раскольникову, — но это вы напрасно: на-и-бла-га-а-ар-р-род-нейший, я вам скажу,
человек, но порох, порох! Вспылил, вскипел, сгорел — и нет! И все прошло! И в результате одно только золото сердца! Его и в полку прозвали: «поручик-порох»…
Огромная масса
людей, материал, для того только и существует на свете, чтобы, наконец, чрез какое-то усилие, каким-то таинственным до сих пор процессом, посредством какого-нибудь перекрещивания
родов и пород, понатужиться и породить, наконец, на свет, ну хоть из тысячи одного, хотя сколько-нибудь самостоятельного
человека.
Пульхерия Александровна, вся встревоженная мыслию о своем
Роде, хоть и чувствовала, что молодой
человек очень уж эксцентричен и слишком уж больно жмет ей руку, но так как в то же время он был для нее провидением, то и не хотела замечать всех этих эксцентрических подробностей.
— Ну, и руки греет, и наплевать! Так что ж, что греет! — крикнул вдруг Разумихин, как-то неестественно раздражаясь, — я разве хвалил тебе то, что он руки греет? Я говорил, что он в своем
роде только хорош! А прямо-то, во всех-то
родах смотреть — так много ль
людей хороших останется? Да я уверен, что за меня тогда совсем с требухой всего-то одну печеную луковицу дадут, да и то если с тобой в придачу!..
— Видя таковое ее положение, с несчастными малолетными, желал бы, — как я и сказал уже, — чем-нибудь, по мере сил, быть полезным, то есть, что называется, по мере сил-с, не более. Можно бы, например, устроить в ее пользу подписку или, так сказать, лотерею… или что-нибудь в этом
роде, — как это и всегда в подобных случаях устраивается близкими или хотя бы и посторонними, но вообще желающими помочь
людьми. Вот об этом-то я имел намерение вам сообщить. Оно бы можно-с.
— Еще бы вам-то не ощущать наслаждения, — вскрикнул Раскольников, тоже вставая, — разве для исшаркавшегося развратника рассказывать о таких похождениях, — имея в виду какое-нибудь чудовищное намерение в этом же
роде, — не наслаждение, да еще при таких обстоятельствах и такому
человеку, как я… Разжигает.
— Сказали хорошо; просто, не стыдясь и не рисуясь. Кстати: я воображаю, в чувстве
человека, который знает и говорит, что он беден, должно быть что-то особенное, какое-то своего
рода тщеславие.
Она слыла за легкомысленную кокетку, с увлечением предавалась всякого
рода удовольствиям, танцевала до упаду, хохотала и шутила с молодыми
людьми, которых принимала перед обедом в полумраке гостиной, а по ночам плакала и молилась, не находила нигде покою и часто до самого утра металась по комнате, тоскливо ломая руки, или сидела, вся бледная и холодная, над Псалтырем.
Он издавна привык думать, что идея — это форма организации фактов, результат механической деятельности разума, и уверен был, что основное человеческое коренится в таинственном качестве, которое создает исключительно одаренных
людей, каноника Джонатана Свифта, лорда Байрона, князя Кропоткина и других этого
рода.
— Для знакомой собаки. У меня, батенька, «влеченье,
род недуга» к бездомным собакам. Такой умный, сердечный зверь и — не оценен! Заметьте, Самгин, никто не умеет любить
человека так, как любят собаки.
— Ну, а — Дмитрий? — спрашивала она. — Рабочий вопрос изучает? О, боже! Впрочем, я так и думала, что он займется чем-нибудь в этом
роде. Тимофей Степанович убежден, что этот вопрос раздувается искусственно. Есть
люди, которым кажется, что это Германия, опасаясь роста нашей промышленности, ввозит к нам рабочий социализм. Что говорит Дмитрий об отце? За эти восемь месяцев — нет, больше! — Иван Акимович не писал мне…
«Юноша оказался… неглупым! Осторожен. Приятная ошибка. Надобно помочь ему, пусть учится. Будет скромным, исполнительным чиновником, учителем или чем-нибудь в этом
роде. В тридцать — тридцать пять лет женится, расчетливо наплодит
людей, не больше тройки. И до смерти будет служить, безропотно, как Анфимьевна…»
Фактами такого
рода Иван Дронов был богат, как еж иглами; он сообщал, кто из студентов подал просьбу о возвращении в университет, кто и почему пьянствует, он знал все плохое и пошлое, что делали
люди, и охотно обогащал Самгина своим «знанием жизни».
— Говорил он о том, что хозяйственная деятельность
людей, по смыслу своему, религиозна и жертвенна, что во Христе сияла душа Авеля, который жил от плодов земли, а от Каина пошли окаянные
люди, корыстолюбцы, соблазненные дьяволом инженеры, химики. Эта ерунда чем-то восхищала Тугана-Барановского, он изгибался на длинных ногах своих и скрипел: мы — аграрная страна, да, да! Затем курносенький стихотворец читал что-то смешное: «В ладье мечты утешимся, сны горе утолят», — что-то в этом
роде.
—
Человек,
родом — немец, обучает русских патриотизму.
— А я —
человек без
рода, без племени, и пользы никому, кроме себя, не желаю. С тем меня и возьмите…
— Это у них каждую субботу. Ты обрати внимание на Кутузова, — замечательно умный
человек! Туробоев тоже оригинал, но в другом
роде. Из училища правоведения ушел в университет, а лекций не слушает, форму не носит.
Это был
человек лет тридцати двух-трех от
роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы, пряталась в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности. С лица беспечность переходила в позы всего тела, даже в складки шлафрока.
Обломов тихо погрузился в молчание и задумчивость. Эта задумчивость была не сон и не бдение: он беспечно пустил мысли бродить по воле, не сосредоточивая их ни на чем, покойно слушал мерное биение сердца и изредка ровно мигал, как
человек, ни на что не устремляющий глаз. Он впал в неопределенное, загадочное состояние,
род галлюцинации.
Он так и говорит со стены: «Держи себя достойно», — чего:
человека, женщины, что ли? нет, — «достойно
рода, фамилии», и если, Боже сохрани, явится
человек с вчерашним именем, с добытым собственной головой и руками значением — «не возводи на него глаз, помни, ты носишь имя Пахотиных!..» Ни лишнего взгляда, ни смелой, естественной симпатии…
Только у нас в другом
роде рассказы; что у нас об одной Америке рассказывают, так это — страсть, и государственные даже
люди!
Другой, ясной половиной своего рассудка она непременно должна была прозревать всю ничтожность своего «героя»; ибо кто ж не согласится теперь, что этот несчастный и даже великодушный
человек в своем
роде был в то же время в высшей степени ничтожным
человеком?